Чувствую его за спиной. Лекс умеет двигаться удивительно бесшумно. Уверена, будет спрашивать.
Только он молчит, прожигая взглядом мой затылок. Я чувствую, как задрались на мне чужие шорты и неловко одергиваю штанину, неприлично оголившую бедро по самую попу.
Вот чего он молчит? Пугает меня еще сильнее. Живот болезненно напрягается. Я дышу поверхностно и рвано, понимая, что вся моя кожа горит от одного его присутствия. Пальчики, впившиеся в края пластикового таза, покалывает. Хорошо хоть я успела джинсы его повесить и мне не придется наклоняться.
Он обдает меня облачком сигаретного дыма. В горле начинает першить и щекотать в носу. Чихаю, тазик падает на землю, а Лекс тихо смеется. Не усмехается, а именно смеется. Я думала, он на такое вообще не способен.
– Будь здорова.
– Спасибо.
– Ты так и будешь стоять ко мне спиной?
Точно! Надо же развернуться. Выдохнув, кручусь к нему и попадаю в ловушку глубоких как бездна карих глаз. Смотреть больше никуда не получается. Он меня словно примагнитил. Его глаза кажутся отдельной вселенной, в которой плещется столько эмоций… У меня дыхание от них перехватывает. Я даже хватаюсь ладонью за горло, потому что не могу сделать вдох. Впервые с того момента, как я здесь, так близко и долго смотрю в его глаза. Мозг отмечает, что Лекс спустился с Сабиной, и его взгляд был слегка мутный, поплывший. Это, наверное, от того, чем они там занимались.
Становится стыдно. Я краснею еще сильнее. Просто сгораю вся, стоя перед ним. А он наблюдает и его забавляет мое смущение. Зачем он так делает? Зачем топит меня в себе прямо сейчас? Я же никто для него. И вряд ли стану чем-то значимым. Для этого он просил меня повернуться? Чтобы я захлебнулась, глядя в его глаза?
Да и с чего вдруг?!
Во мне горит тысяча внезапных вопросов, а он все молчит. Дождик опять расходится. Капли шумно падают в пустой таз, скатываются по раскаленной коже, вызывая озноб.
– Собирайся. Минут через тридцать поедем в город, – обозначает цель визита.
Но он ведь явно не за этим пришел. Эту информацию он мог бы озвучить мне в гараже.
– Тебе надо лежать, – напоминаю о травме.
Я вижу, что ему больно стоять. Надо сменить повязку на бедре и дать ему таблетку обезболивающего.
– Давай я сам буду решать, что мне делать. Окей?! – раздражается.
– Окей, но обработать рану все равно необходимо.
Мы уже промокли оба. Мне придется ехать во влажной одежде, а ему… Ему не помешало бы полотенце! Рельефный торс блестит от воды, капельки стекают под широкую резинку его домашних шорт. Живот подрагивает. По его загорелой коже тоже бегут мурашки.
Сегодня какой-то неправильный день. Я неправильно на него реагирую. Просто эмоции еще не улеглись после его залета в душевую. Я же там голая была! Го-ла-я! Ни один мужчина еще не видел… Он первый. Вот и объяснение, а теперь свалить и попробовать просушить одежду хотя бы немного.
Сбегаю, едва не забыв прихватить с собой тазик.
Мар хмурит брови, глядя на мокрую меня. Потом такой же взгляд отправляет Лексу. Я убегаю на второй этаж, заимствую у мужчины футболку, а свои вещи несу к плитке. Включаю на всю обе конфорки и растягиваю в руках сначала футболку, потом и шорты.
– Оригинально, – посмеивается Марат, копаясь в ноутбуке.
Лекс делает вид, что очень сосредоточен на делах. Ну и правильно. Еще полчаса назад все вообще было нормально и правильно. Сейчас надо успокоить сердечко, бьющееся как бабочка, вырвавшаяся из паутины наглого паука, и заняться бедром этого самого паука, но теперь с еще большей осторожностью.
Марат уходит к себе собираться. Оказывается, мы поедем втроем. Лекс, скрипя зубами, стаскивает с себя шорты и принимает уже знакомую позу на диване. Разматываю бинт. Смачиваю прилипшую вату, чтобы она легче отошла. Как и ожидалось, рана на его ноге воспалилась.
– Лекс, может все же в больницу? – обмываю поверхность теплой водой, стараясь не причинять ему боль.
– Падал уже. Пройдет, – отвечает с закрытыми глазами.
– И в кого ты такой упрямый? – вздохнув, начинаю наносить противовоспалительную мазь уже на всю травмированную поверхность.
– В брата, – еще тише.
– У тебя есть брат? – пальцы вдруг замирают. Мне думалось, что у него никого, только друг, живущий в соседнем гараже, да подружки на ночь.
– Был, – звучит очень грустно.
– Он умер? Извини… – зря я это ляпнула.
– Нет. Я для него. Так тоже бывает, – мужчина отворачивается лицом к спинке дивана и молча терпит, пока я заканчиваю с его ногой.
Дождавшись, когда впитается мазь, вновь закрываю его рану ватой и бинтом. Сижу на полу и думаю, надо ли извиняться? Хоть и неосознанно, не специально, но я явно влезла во что-то личное. Так же, как он вломился в мое.
– Извини, – бормочу тихо и собираю медикаменты.
– Не забивай себе этим голову. Поняла? – садится и кидает в рот таблетку.
Кивнув, сбегаю на второй этаж, возвращаю все препараты в аптечку и переодеваюсь в подсохшую одежду. Парни вызывают такси. Марат садится вперед к водителю, мы с Лексом устраиваемся сзади, и я снова превращаюсь в невидимку. Они обсуждают свои дела, я даже не вникаю. Пальцем повторяю маршрут скатывающихся по стеклу капель. За живое задели не его слова, его эмоции. Они мне очень знакомы. Это боль от потери самого близкого человека, которая не гаснет со временем. Не думаю, что Лекс делится таким со всеми. Похоже, между нами появилась маленькая тайна. Я сохраню его и буду надеяться, что мою он тоже оставит при себе.
Такси останавливается возле большого торгового центра. Лекс открывает дверь, и в салон автомобиля врывается городской шум. Марат не идет с нами. Сказал, возможно, сегодня не вернется совсем.
– Руку давай, – Лекс протягивает мне свою ладонь, – а то потеряешься еще. Опять будешь бомжевать и бутерброды у чужих мужиков выпрашивать. Учти, искать не пойду.
Несмело цепляюсь за его руку. Горячая, сильная, крепкая. Сжимает мои пальцы до легкого хруста и уверенно ведет за собой, не обращая внимание на собственную хромоту.
Такие магазины я всегда избегала. Дома мы одевались на небольшом рынке или с приезжих ярмарок. А еще мама у меня умела шить и, когда я маленькая была, перешивала для меня свои платья.
Здесь стоит нескончаемый шум голосов. Он эхом отражается от стен и высокого потолка с модными люстрами. За натертыми до блеска стеклами стоят манекены, похожие на живых людей.
Лекс ведет меня на третий этаж. Тут уже гораздо меньше народа и хочется говорить только шепотом. В чужой одежде не по размеру и потрепанных сланцах я чувствую себя инородно в мире брендов и надменных взглядов. В местных магазинах даже продавцы одеты дороже, чем я.
– Лекс, давай уйдем, – тихо прошу его.
– Обязательно уйдем. Сейчас трусы тебе купим и уйдем, – заявляет, не оглядываясь.
Краснеть я сегодня не перестану! Да мне даже мама белье перестала покупать лет с четырнадцати. Я как-то сама занималась столь интимным процессом. И какое ему дело до моих трусов? Я же в шортах, ничего не видно.
Он заводит меня в бутик женского нижнего белья, совершенно не смущаясь развешанного по магазину кружева, пеньюаров и корсетов. Разворачивается ко мне, я стараюсь не повторять дневной ошибки и больше не смотрю в его глаза. Не хочу опять захлебнуться. Только дышать начала нормально.
– Слушай сюда. Будь послушным Домовенком. Экономить можно на всем, кроме нижнего белья. Поняла меня? Качественное белье – это еще и здоровье. Это я тебе как медик говорю, – Лекс еще больше меня удивляет.
Медик? Он серьезно сейчас? Я не ослышалась? И он поперся сегодня со мной в магазин, хотя сам должен был прекрасно осознавать, что ему надо лежать!
– Не сопи.
Зовет девушку-консультанта, кратко переговаривается с ней и показывает, где будет ждать, пока мы закончим. Хорошо хоть сам выбирать не пошел!
Тут все очень дорого. Некоторые трусики стоят больше, чем моя мама получала в месяц. Да как я буду такое носить? Куда? Где? Для кого, в конце концов?!
Меня почему-то накрывает паникой. Просто шоппинг, просто белье, но внутри все дрожит, и я боюсь прикоснуться к нежным тканям, чтобы, не дай Бог, не повредить их. Опытный консультант быстро считывает всю степень сковавшего меня ужаса и ведет в отдел попроще. Нет, ценник здесь не сильно отличается, но трусики выглядят не так вызывающе откровенно, а лифчики не просвечивают насквозь.
Выдыхаю и выбираю три самых скромных и по местным меркам недорогих комплекта. Мне предлагают все же обратить внимание на кружево, намекая, что такое моему мужчине точно понравится. Только вот он не мой мужчина, но эти слова так и застревают в горле.
Лекс расплачивается наличкой, оставив приличный процент своего выигрыша в этом магазине.
– Зачем? – не отстаю от него. – Можно было завезти меня на местный рынок и заплатить в десять раз меньше.
Он не реагирует, просто тянет меня за собой на этаж ниже, в магазин одежды.
– Может тебе в детский отдел надо? – ухмыляется, глянув на меня, и затаскивает в Глорию Джинс.
Цены уже не так кусаются, а еще есть скидки и дышится мне гораздо легче.
Через два часа мы выходим из торгового центра с несколькими пакетами в руках. Лекс не реагирует на мое «спасибо». Уперся взглядом в телефон. Вызывает нам такси.
Пока ждем, он сидит на скамейке, широко расставив ноги, курит и плюет на тротуар.
Машина приезжает довольно быстро. Лекс грузит пакеты в багажник, садится вперед и снова утыкается в экран телефона. Так и едем молча, пока таксист не паркуется возле какого-то очень крутого особняка.
– Друг, здесь подожди. Я быстро. И за девчонкой присмотри, чтоб в машине посидела. Я чаевых подкину, – выходит под дождь, слишком громко хлопнув дверью, и через минуту уже скрывается из виду за высоким забором.
Я начинаю путаться в его поведении относительно меня. То дорогое нижнее белье покупает, то «за девчонкой присмотри», будто этой девчонке нельзя лично сказать, чтобы тихонечко посидела в машине. Она же глупая! Не поймет!